Однажды, вернувшись домой часов в шесть и похаживая по квартире в одной рубашке с отстегнутым воротничком и голой шеей, Нежданов сел перед туалетным столиком в спальне сестры и начал размышлять, куда бы ему сегодня поехать. Он был красивый блондин с черными глазами, маленьким ртом и нежно очерченным подбородком. Усы и бороду он брил, и это придавало ему женоподобный вид. Рассматривая себя в зеркало и слегка дурачась, Нежданов взял один из оставленных сестрой на столике карандашей и подчернил себе брови, потом напудрил лицо. Вышло красиво, но губы показались ему недостаточно яркими, и он подкрасил их другим карандашом. Затем вырезал маленькую черную мушку и наклеил ее на щеку. Притворно кокетничая, улыбаясь, блестя своими превосходными мелкими зубами, Нежданов вдруг страшно понравился самому себе, и ему захотелось новых, более рискованных дурачеств. Не устроить ли себе декольте, не обнажить ли свои белые, круглые женственные плечи? Он встал и начал рыться в зеркальном шкафу сестры, где висели платья и пеньюары, а внизу, среди коробочек, лент, скомканных вуалей, виднелись кончики разноцветных туфель. Продолжая кокетничать, Нежданов сбросил рубашку и быстро накинул на плечи легкий розовый пеньюар. Из большого зеркала на него смотрела высокая, коротко остриженная бледная дама в пеньюаре и брюках, с соблазнительными красными губами и ужасно пикантной мушкой.
— Милая, ты мне очень нравишься! — сказал Нежданов вслух.
Он сел на диванчик против зеркального шкафа, положил ногу на ногу и закурил папиросу. Стало еще пикантнее и смешнее. Опустился край пеньюара около плеча, блеснуло нежное, выхоленное тело.
«Черт возьми! — подумал Нежданов. — Да ведь я совершенная баба, даже обидно».
И вдруг дикая, мальчишеская, но в то же время странно заманчивая мысль пришла ему в голову. Он быстро перерыл все оставленные сестрою платья в нескольких незапертых шкафах, разыскал низенький мягкий корсет, ажурные чулки, тончайшее шелковое белье, светлые туфли на высоких каблуках, большую черную соломенную шляпу с белыми цветами. В непонятном волнении, стараясь не позабыть ни одной мелочи из женского туалета, который он знал едва ли не лучше своего собственного мужского, Нежданов разложил по креслам целую кучу легких, приятно шелестящих, очаровательных вещей. Потом, поспешно накинув пальто, сбегал к ближайшему парикмахеру, побрился и взял напрокат красивый золотистый парик с пышными локонами сзади. «Отчего не решиться, — волнуясь думал Нежданов, — ведь ошибался же в маскарадах мой собственный умудренный опытом взор, принимая за женщин переодетых на скорую руку мужчин. Если же это сделать со всею тщательностью, во всех деталях, то никому ни за что не догадаться».
Опустив шторы, раздевшись донага, улыбаясь и нежась, любовно оглядывая свое тело, он постепенно облачился в прелестное тонкое, почти не ощущаемое белье, натянул чулки и застегнул мягкий, великолепно сшитый корсет. От спущенных штор, просыпанной пудры, пролитых духов и охватившего его волнения в спальне сестры вдруг сделалось сладостно-душно. Платье он выбрал светлое сиреневое из французского батиста с едва намеченными белыми цветами и когда надел его на себя, то удивился, что оно как раз пришлось впору: сестра всегда представлялась ему выше и полнее, чем он сам. Нежданов ходил по комнате, высоко придерживая над коленями юбку, выделывая всевозможные па, и непривычный костюм не только не казался ему неудобным, но, наоборот, после грубоватой и тяжеловатой мужской одежды, на теле точно не ощущалось ничего.
Даже не чувствовался корсет. Положительно, Нежданову становилось весело от всей этой нелепой мальчишеской затеи, а собственные ноги в изящных туфельках, оголенные до локтей руки, открытая шея были до такой степени красивы, что хотелось расцеловать их. И минутами уже казалось невозможным не чувствовать себя, хотя бы наполовину, действительной, настоящей женщиной. И когда пышный парик, накрашенные губы, матовое напудренное лицо заслонили от него последние намеки на прежний привычный мужской образ, у него странно закружилась голова и, отбежав от зеркала, он быстро поднял штору и распахнул окно.
— Вот чертовщина! — невольно воскликнул он.
Подышав воздухом, Нежданов вернулся к зеркалу, веселый, заинтригованный и почти трезвый, но как ни всматривался, все видел перед собою незнакомую страшно красивую и в то же время особенно, непонятно соблазнительную женщину. И тогда он решил не бороться с обманом и весь отдался острой необыкновенно радостной новизне ощущений. Засмеялся длительно и томно, блистая глазами, и как-то отдельно от него засмеялась женщина, и показалось ему, что она сама, по своей особой женской инициативе, погрозила ему пальцем.
— Я сейчас поцелую тебя, — медленно произнес он, подступая вплотную к зеркалу и внимательно вслушиваясь в свой высокий певучий голос. И вдруг от него отвернулось хорошенькое личико, и тот же голос, показавшийся ему уже низким приятным контральто, сказал в ответ:
— Только посмейте! Ни за что, ни за что…
От всех этих опытов, дурачеств и шуток Нежданов был как в тумане. Неужели он решится довести свою затею до возможного конца? Неужели ему удастся эта красиво задуманная комедия обмана и самообмана?
Он решился. Надел открытый черный шелковый жакет, кружевные летние перчатки без пальцев, черную шляпу с белыми цветами, подвязал модным бантом вуаль сбоку от подбородка, взял маленькую сумочку, белый кружевной зонтик и, легко постукивая каблуками, слегка покачивая станом, двинулся в прихожую.