Мой гарем - Страница 11

Взяв свечу у Доси, она пошла впереди него, и из кухни Сережа продолжал слышать ее удаляющийся презрительный голос и спокойный поддразнивающий тон поручика Мерца.

Прижавшись к стене, он лежал на кровати Доси, кутался в мягкое одеяло, дышал уютной кухонной теплотой и запахом сена из стоявшей где-то по соседству корзины с прыгающими и попискивающими морскими свинками. Когда Валентина унесла из передней свечу, в кухне со спущенной шторой стало совсем темно, и он не слышал шагов подошедшей Доси, и странен был ее шепот, неожиданно раздавшийся над самым ухом.

— Спрячьтесь хорошенько, с головой. Сюда он не посмеет войти, а если и войдет, я его так турну… А если бы ворвался барин и увидал вас, скажите, что я позвала вас к себе. Теперь давайте молчать.

Какое сложное, почти невероятное стечение обстоятельств, похожее на анекдот!

— Я дам тебе по морде, — слышится издали холодный голос Валентины, — ты сыщик, подлец… Ищи же, ищи, но помни, что если ты ничего не найдешь, то ты вернешься домой без кокарды и без погон.

— Тетя, ради Бога, — умоляюще возражает Мерц, — откуда вы взяли? За что вы оскорбляете меня? Я и не думал выслеживать вас.

— Зачем же ты пришел? Отвечай, — жестоким, хлещущим тоном спрашивает она.

— Боже мой! Неужели вы не понимаете? Дядя встретился в ресторане с знакомой компанией. Я незаметно удрал сюда. Клянусь вам честью.

— Сам удрал? Дядя не подсылал тебя?

— Ну, конечно, нет, тетя.

— Но в таком случае — зачем? На какого черта ты здесь и как ты осмелился вломиться ко мне?

— Боже, вы не понимаете… я не мог.

Он стал говорить тихо.

— Ха-ха-ха! — утрированно громко расхохоталась Валентина. — Благодарю вас… Они изволят приставать ко мне с любовью… А не угодно ли им сию же минуту убраться вон? На что же вы, милый мой, надеялись? Могу вас уверить, что вы совсем не туда попали. Впрочем, мы еще кой о чем поговорим… Дося, Дося! — крикнула она.

— Тетя, умоляю вас, не надо вмешивать никого.

— Ну, хорошо, только ты мне на прощанье кое-что порасскажешь. Отвечай, подсылал тебя муж сюда в Благовещенье или и тогда ты, может быть, сам?..

Взволнованным, оправдывающимся шепотом поручик Мерц что-то рассказывал Валентине.

VIII

— Дося! — отрывисто сказал Сережа.

— Тише, что вы? — жарко, с испугом шепнула она ему в ухо.

— Дося! — ответил он еще настойчивее.

— Ну, что вам?

— Я вспомнил, на кого ты похожа. Ты и в особенности твои глаза.

— Тише… на кого?

— На саранчу. Я видел у нас в имении на юге. У нее такие же зеленые, широко расставленные глаза. И вся она такая же твердая и сухая. И у нее такой же жадный рот.

— Да, да! — раздумчиво шептала Дося, обжигая его шею губами. — Я жадная, я вас съем, сгрызу.

— О, саранча! О, сумасшедшая саранча! — весело и нежно шептал Сережа, покрывая поцелуями ее лицо.

Разговор Валентины с поручиком Мерцем продолжался. Иссушенный, ошеломленный налетевшим на него вихрем, Сережа Лютиков лежал неподвижно и слышал то виноватый неразборчивый шепот офицера, то беспощадный, хлещущий и отчетливый крик молодой женщины.

— Неправда! Это было не один раз. А в прошлом году, когда я отпросилась у Антона Герасимовича в театр с сестрой? Почему ты прятался за колоннами в фойе и не подошел? И откуда стало известно мужу, что в антракте я пила чай с Горбачевым? Наконец, мне надоело все это, господин Мерц. Прошу вас сейчас же убраться вон. Не смейте трогать меня.

— Тетя, умоляю… Я сойду с ума.

— Не прикасайся ко мне, негодяй. Я ударю тебя.

— Ах, я люблю вас… Один, один поцелуй.

— Негодяй! — еще раз крикнула Валентина, и тут же раздался резкий хлещущий звук пощечины, и зазвенели шпорами поспешные шаги.

— Очень хорошо-с, — сухо говорил офицер, — при случае сосчитаемся, любезная тетушка.

— Дося, — крикнула Валентина, — подай пальто.

Сразу стало холодно, и по тому, как забегали тени, он угадал, что Валентина дала дорогу Досе и сама вступила в кухонную дверь.

— Будьте здоровы! — холодно, сквозь зубы произнес Мерц. — Честь имею кланяться.

— Передайте привет Антону Герасимовичу! — крикнула Валентина с порога кухни уже веселым, подчеркнуто торопливым и радостным голосом. — Доложите ему, что все благополучно, что осажденная крепость блестяще отбила все артиллерийские атаки.

Громко захлопнулась дверь.

— Ура, Досичка, ура! Ну, как наш пленник?.. Ты целовалась, подлая Доська?.. Посмотри мне прямо в глаза. Покажи губы. Как же это ты смела! Ну-ка, выходите, Сергей Иванович! Как-то вы оба оправдаетесь передо мной!

Сережа вышел в измятом костюме, с прищуренными глазами, и снова увидал все ту же необычно красивую Валентину в белом капоте и золотых туфлях, с ленивой, низко падающей прической, и его ум снова подсказал ему, что близость этой женщины может быть похожа на очаровательный, горячечный вымысел или сон. Холодок все же бродил у него в мозгу, соблазнительные мысли о рессорах извозчика, о свежей простыне кровати, о крепком здоровом сне до двенадцати часов.

— Пойдем, пойдем, — тянула его куда-то Валентина. — Доська, теперь можешь ложиться спать. Антон Герасимович вернется не скоро, а если скоро, то он для нас безопасен — будет совсем пьян.

Сережа пересилил себя, пошел, и новый вихрь поглотил его, и в минуту исчез мозговой холодок.

IX

Часа в четыре Сережа очнулся от мертвенно-сладкого забытья. Было светло, розовели на окнах тонкие занавески, и чижик без конца насвистывал заученную фразу: «Чижик, чижик, где ты был?», и было слышно, как по соседству прыгают морские свинки.